Газета «Християнин» (Украина, Херсонская область, г. Новая Каховка) приветствует Вас! На этом небольшом сайте вы можете прочитать все статьи из нашей газеты, а так же скачать её электронную версию. >>Читать последний номер<< >>Скачать календарь на 2022 год<<

Урок

Кирилл Алексеевич, грубо вытолкнув перед собою сына, с силою закрыл дверь братской комнаты.

– Сам разберусь, тоже мне, учитель нашелся. За своими смотри, – его раскатистый голос сдавленно гремел по молитвенному дому.

Кому он адресовал эти слова, сказать было трудно. Может, служителю Церкви Виктору Давидовичу, оставшемуся там, за крепко закрытою дверью, или худощавому долговязому старшему сыну Ванечке, который с опущенной головой плелся рядом, а может, ему самому? Всегда взъерошенные волосы отца, казалось, совершенно встали на дыбы, впрочем, как и вся внутренность. По всему было видно, что он лихорадочно искал оправдания тому, что не смог удержать тот вулкан, что внезапно пробудился внутри. Да и внезапно ли? Ведь еще до начала запланированной беседы со служителем он примерно знал, чем она закончится. Но чтобы так, и для него оказалось неожиданностью. Неприязнь последних лет к Виктору Давидовичу из-за возрастающих претензий к первенцу дала о себе знать.

Усаживаясь за руль автомобиля, Кирилл Алексеевич снова вслух съязвил:

– Брат пастор Виктор Давидович! Брат пастор Виктор Давидович! – внутренне смеясь, как ему казалось, над заискиванием членов церкви перед духовным начальством. И от того, что он выгодно отличался от остальных прямотою, свободными взглядами и независимостью суждений, ему стало легче. Даже пришла уверенность в занятой позиции, ведь кто-то должен поднять голос за правду. Он точно знал, что эта самая «правда» именно сейчас нуждалась в его защите, исключительно его усилиями, твердостью духа и мужеством.

– Еще посмотрим, чья возьмет, – сказал он про себя, и машина резвее обычного тронулась с места.

Выехали на центральную улицу города. Первым подал голос не на шутку перепуганный таким оборотом дела Ванечка:

– Папа! Да не надо так, пресвитер прав. Ведь мое поведение на последнем молодежном служении подтолкнуло его к беседе. А как он должен был реагировать? – неуверенно начал сын.

– Сынок! – снова взорвался уже было успокоившийся отец. – Ах, скажите, пожалуйста, унизили руководителя молодежи. А им кто позволил господствовать над Божьим наследием? Мы же не только овечки, мы личности, и нас тоже знает Бог! Эх, ты! Читай Писание внимательно, ведь оно и пастырей на место ставит. Да еще и не таких.

Ваня хотел было возразить, но решительность и правота отца казались незыблемыми, и сын, потупив взгляд, молча слушал наставления. Прежний стыд и голос совести нехотя уступали место откуда-то взявшейся бодрости. А может, отец и прав. Подумаешь, сорвал подготовку к церковному молодежному служению. А зачем лицемерить, как эти дети служителя. Ябеды! Все доложили своему папочке. Подумаешь, поют, проповедуют, на музыкальных инструментах играют, стишки рассказывают. А кто знает, что у них в сердцах? Может, он и плохой, зато не прячется, все на виду. Будто в унисон размышлениям сына снова зазвучал голос отца:

– Бог сам разберется, кто прав, а кто виноват. А кто ему дал право устраивать над нами судилище, тревожить мир наших сердец? Не слишком ли высокую нотку Виктор Давидович берет? Пусть голосок не сорвет, я ему не новогодний подарок от Санта Клауса.

– Да и вправду, – Ваня от озарившего его откровения буквально подскочил на сидении, благо, был пристегнут ремнями безопасности, – ну не так я вел себя, это одно. А где же их братская любовь, терпение, где прощение, наконец? Почему сразу «стучать» пресвитеру?

– Вот, сынок, наконец-то ты понял меня, – и рука отца нежно обняла покрасневшую от напряжения шею сына. Так и ввалились они в обнимку через порог квартиры.

– Что-то вы веселые, – удивленно заметила жена Кирилла Алексеевича, Тоня. – Что, беседа не состоялась?

– Да состоялась, голубушка ты наша, состоялась, – потирая от удовольствия руки, ответил муж. – Но не вышло у некоторых унизить нас до плинтуса. Мы за себя тоже можем постоять.

– Ой, мужички мои ненаглядные, как же у вас это получилось, рассказывайте поскорее, а я мигом стол накрою.

Запах, царивший на кухне, еще больше подзадорил «мужичков», и, с аппетитом набросившись на еду, они, живо и красочно дополняя друг друга, пересказывали события этого утра. Празднование «победы» наверняка затянулось бы надолго, но на радостные возгласы в кухню зашла бабушка Вера, мама Кирилла Алексеевича. Ее неожиданное появление заметно поубавило радости общения победителей. Стало тихо, а воздух наполнился неловкостью, от которой кто-то начал рассматривать рисунок на салфетках, а кто-то, обжигаясь, нервно допивал горячий кофе, желая поскорее покинуть комнату.

– А что это вы умолкли враз, словно воды в рот набрали? – обратилась к сидящим старица.

– Не воды, а еды, – поправил было ее внучек.

– Ты не умничай, Ваня, а лучше расскажи, что вчера случилось на молодежном служении.

– Начинается, – недовольно протянул Кирилл Алексеевич. – Мама, ты то откуда знаешь?

– Да вот вся церковь забеспокоилась за сынка-то твоего, телефон с утра не смолкает. Говорят, вас брат Виктор Давидович на беседу вызывал. Это же срам какой!

– Брат Виктор Давидович! Брат Виктор Давидович! – передразнил мать Кирилл Алексеевич. – Да мы не таких на место ставили. Пусть за своими детьми смотрит...

– А он и смотрит, – резко оборвала его Вера Николаевна. – Ничего не скажешь, хорошие дети у нашего служителя.

– А вы что, сердце их видите? – развалившись на стуле, отчеканил Ванечка. – Вот не думал.

– Да тебя узнать, и сердца видеть не надо, все на лице написано, внучек. Как посмотрю на твою «одноглазую» стрижку, на эти провисшие, не знать от чего, джинсы, не то плакать, кричать хочется о мерзости запустения твоей души.

– Бабуля, что ты понимаешь в моде? Привыкла по старинке жить, а время то движется.

– Внучек, я знаю одно: кто живет по Слову Божьему, не колеблется от всяких ветров и мод. Но раз ты у нас уже такой разговорчивый, поведай бабушке о своих вчерашних былинных подвигах.

Предвидя очередное сокрушительное поражение своих позиций, сын поспешил с категорическим заявлением:

– Ни ты, мама, ни твой пастор не будете вмешиваться в мою семью. Сам разберусь.

– Да вижу я, как ты, сынок, разобрался, что при ребенке Божьего помазанника порочишь. Так почему бы и Ване не унизить Андрея Билыка на молодежном служении?

– Ой, мама, ты всегда так. Вечно мы тебе не угодим. Ни я, ни дети мои, ни жена. Скорей бы купить дом да иметь покой, а то здесь... – и не договорив, вышел.

Снова стало тихо. Вера Николаевна тяжелыми шагами пошла в свою комнату и прилегла.

* * *

Сказать, что она расстроилась, не скажешь. Вновь и вновь сестра Вера хотела понять, что происходит в их доме в последнее время. Стены родительской квартиры были свидетелями не одной такой жаркой дискуссии, в которой стороны не отступали ни на шаг. Для нее в них речь шла не о земных началах, а о вечных ценностях, а это чего-то стоило. Те, кто замахнулся на самое небо, должен давать отчет своим словам и действиям, а это не у всех получается, в частности в семье ее верующего сына. А теперь она поняла, что Кирилл, открыто заняв сторону сына, делает грубейшую педагогическую ошибку, которая повлечет за собой тяжелые последствия. Где-то такой случай в ее долгой и насыщенной событиями жизни попадался. Но где? В мыслях всплывали эпизоды жизни, как большой значимости, так и совершенно забытые, и, анализируя это чудное богатство, откуда и черпается мудрость, Вера Николаевна шаг за шагом приближалась к нужному моменту.

Всю жизнь проработала в школе учителем истории. Причем именно проработала, а не отбывала время. На удивление коллег уроки она проводила в полной тишине, и даже самые неисправимые ученики, среди которых был и Сергей Найденов, слушали буквально с открытыми ртами. Причин такого успеха было несколько, но главное – это твердость характера и незаурядное знание предмета.

Ну кто бы рассказывал о Екатерине Медичи и Варфоломеевской ночи, о деталях смерти Юлия Цезаря и о многом другом, ведь этого не было в программе. Но не ради сенсации, а просто, от души, из ниток прошлых веков умело ткала она полотна событий, незабываемые учениками даже через многие годы, и щедро сеяла в детские сердца зерна порядочности, чести, достоинства. Свидетельством этого были стопки писем, открыток, фотографий от выпускников. А грамотами, вымпелами, наградами и книгами была заполнена «стенка» старой, но добротной мебели.

Муж Алексей был многие годы директором школы. У них и запись в трудовой книжке одна. После института по направлению приехали в этот городок. Думали, на пару лет, а оказалось, на всю жизнь. Дети выросли, разъехались, муж умер довольно молодым, жила возле меньшего, Кирилла. Так бы и доживала. Но жизнь совершенно изменилась от одной, абсолютно не предвещавшей перемен встречи. Однажды перед Рождеством в гости пришел – не удивляйтесь – Сергей Найденов!

Смотрела и не узнавала. Да первый же заводила был, а тут улыбка, манеры, спокойствие в глазах. Поздравил с Рождеством и пригласил... Куда б вы думали? На Богослужение!!! И это ее, заслуженного учителя, убежденного атеиста. Если бы кто-то другой, ни за что не пошла бы. Но Сергей? Верующий? Да что ж произошло, неужели этот парень в секту попал? А он: «Вера Николаевна! Вы нам много историй рассказывали, помню их и сегодня. А вот об одной, самой главной, хочу, чтобы услышали вы в нашей церкви». Пошла. Услышала и осталась, отдав Иисусу Христу сердце и всю оставшуюся жизнь. Старшие восприняли эту новость сдержанно, а младший последовал за ней и тоже принял водное крещение. В этом была и радость, и грусть. Она никак не могла понять, сын пошел за матерью или за Христом? «Ой! – спохватилась старица, – я же забыла, что искала на полках архива жизни. Ах да, Кирилл и Ванечка, вот беспокойство материнского сердца». Но в чем заключается их ошибка, где я такое в жизни уже встречала? Так и есть. Люда, Людмила Петровна, коллега, завуч школы, конкурентка не столько её, сколько мужа. Как она старалась по любому случаю выставить Алексея в неприглядном виде перед городским отделом образования. А он ей все прощал, только говорил: «Людмила Петровна, не засыпайте мусором колодезь, ведь судьба может привести к нему опять и пить ту воду заставит». Не слушала, гордая была...

* * *

В комнате Кирилла Алексеевича полным ходом шло совещание. За плотно закрытой дверью, соблюдая строжайшие правила конспирации, собрались родители и двое старших Ваня и София. Живо шло обсуждение последних событий.

– Довольно уже, – горячился отец семейства, – надо уходить из этой Церкви. Что за порядки: того нельзя, то не трогай, так не одевайся. Дик-та-ту-ра, – по слогам отчеканил отец.

– Правильно, пусть знают! А церквей нынче много, есть и получше этой. Люди из страны в страну переезжают, а мы боимся через улицу перейти, – вторила обычно молчавшая Тоня.

Повзрослевший за эти дни Ваня сидел именинником. Время от времени заправляя волосы за оттопыренное ухо, он, поняв свою значимость, заговорил наравне со взрослыми:

– Вот хотя бы Церковь на Октябрьской. Дом Молитвы современный, там у них даже пол с подогревом.

– Во всем зале? – радостно удивилась мама Тоня, всегда любившая тепло и даже летом не снимавшая с себя шерстяные вещи.

– Да, – взахлеб подтвердил сынок, – у них есть даже своя рок-группа и футбольная команда. Вот где весело и свободно прославляется Господь, а здесь одни фарисейские законы.

Снова заговорила мама Тоня:

– Вот Сорокины ушли, и ничего, живут. Не так давно встретила Валю, ой как ей к лицу покрашенные в каштановый цвет волосы, а как брюки подчеркивают ее изящную фигуру. Загляденье. Хоть на человека стала похожей.

– А что, до этого обезьяной была? – улыбнулась София, до этого задумчиво перелистывавшая какую-то брошюру.

Все трое уставились на нее и умолкли, одновременно ожидая и боясь ее слов. Дочь внешне и по характеру была очень похожа на бабушку Веру, а одно это уже вносило напряжение в ряды забастовщиков. Медленно подняв карие глаза, София тихо, но твердо сказала:

– Никуда я не пойду из этой Церкви. Это моя вторая семья...

– А мы что тебе чужые? – начал было Ваня, но сестра смелым взглядом остановила его и продолжила:

– Ванечка, братик, а не проще ли тебе пойти и извиниться перед Андреем, перед молодежью, чем подбивать всех нас на такое ответственное решение? Оставь своих мирских друзей, привычки, увлечения, по-настоящему покайся перед Богом и Церковью, прими, наконец, водное крещение и служи Богу. А то засобирался...

– Доченька, а тебе не кажется что мы с отцом и Ванечкой для тебя будто люди второго сорта? – вступилась за сына мама. Жена Кирилла Алексеевича, Тоня, среднего роста, чернявая и молчаливая женщина, как правило, незаметно поправляла движение жизненного колеса семьи в нужном для нее направлении. Приняв крещение ради полюбившегося ей Кирилла, никогда особо не горя сердцем к Господу, не разделяя искреннее рвение мужа к служению, она терпеливо ждала, когда же дружба мужа с Виктором Давидовичем или церковная жизнь даст трещину. Ситуация с Ванечкой давала ей шанс, возможно, единственный, на возвращение к светской жизни, по которой она порядком истосковалась.

– Не кажется, – тихий, но твердый голос дочери возвратил мать к обсуждаемому вопросу, – как для меня дорога семья земная, и ее нельзя оставлять даже под самым благовидным предлогом, так и духовная...

– И какая же для тебя семья главней? – не унимался Ваня. – Скажи.

– Каждая по-своему. Ой, братик, не от молодежи и Виктора Давидовича ты хочешь уйти, а от Господа. Не законы и церковные постановления для тебя тяжелы, а просто любишь ты мир. Не будь трусом признайся в этом хотя бы себе и оставь в покое отца, а то на него больно смотреть. Где это видано, чтобы наш папа, пламенный и уважаемый в округе проповедник, заговорил о том, что Богу безразлично, что мы делаем, в чем и как ходим перед Ним? Принимайте, какие угодно решения, но еще раз говорю, – я остаюсь в этой чудесной Церкви! Мне пора, я пошла на посещение больных.

София вышла, и вскоре послышался шум закрывающихся входных дверей.

* * *

У Виктора Давидовича зазвонил телефон.

– Приветствую. Встретиться? Вера Николаевна, да можно и сейчас, выходите в сквер, где растут каштаны, там есть лавочка, а я скоро буду.

Служитель подошел неслышными шагами. Сдержанное приветствие соответствовало событиям. Первой заговорила сестра Вера:

– Брат Виктор, скажите, плохи дела с моими ребятами?

Служитель тяжело вздохнул, и, казалось, все, что было передумано за это время, без всяких ограничений начало выливаться из его истомленного сердца. Оказалось, что эта история тянется больше двух лет. Из-за охлаждения Ивана, которое стало для всех очевидным, все забили тревогу, кроме родителей, безоговорочно ставших на сторону сына. А на последней беседе Кирилл совершенно сжег мосты.

– Сестра Вера! Если откровенно, я никогда не думал, что меня с таким духовным сотрудником и талантливым проповедником кто-то или что-то разлучит.

– Но выросли дети, и все изменилось? – грустно спросила старица.

– Дети это одно, но мне кажется, что всем процессом управляет, как ни странно, наша молчаливая Тоня.

– Согласна, – сказала Вера Николаевна и, помолчав, добавила: – Я боюсь признаться самой себе, но невестка, похоже, никогда не была рожденной свыше.

Служитель, рассматривая поднятый пожелтевший каштановый листочек, долго не отвечал.

– Брат Виктор, почему вы молчите? Если это заметила я, не думаю, что для вас это является откровением.

– Не является. Я это понял давно, да и не я один. Многих в Церкви удивляло ее поведение. Казалось, что она больше всего на свете боится пустить корни веры, не желая ни с кем дружить и общаться, стараясь держать сердце закрытым даже во время очень сильных Богослужений. Не удивительно, что в коротком списке приближенных Антонины была только семья Сорокиных, принесшая Церкви столько боли и сердечных ран.

– Да, мой сын, как библейский Самсон, стал жертвой ее негаснущего с годами стремления к «свободе». Поэтому неудивительно поведение Вани и ваша разорванная дружба.

– В этом доме я стал чужим, – подвел итог пресвитер. – Может, вы поможете, Вера Николаевна? Или пусть все идет по течению?

– Наша встреча – это и есть подготовка к беседе с Кириллом. Ведь эта пиррова победа дорого ему обойдется. Сейчас он не слышит никого. Но попробую, молитесь.

Виктор Давидович в знак согласия кивнул головой.

* * *

Предчувствуя недоброе, Вера Николаевна решила действовать. Через несколько дней она попросила Кирилла посмотреть старый торшер, который перестал включаться. Управившись с заданием и в предчувствии неприятного разговора сын молча собирал инструмент, желая поскорее покинуть комнату матери.

Мать начала первой:

– Сынок, ты все уже решил?

Кирилл, не уточняя суть вопроса, холодно ответил:

– Да, решил. Мы все, кроме Софии, уходим в Церковь на Октябрьской. До воскресенья я сообщу это вашему пастору, – сказал он, направляясь к двери.

– Что это за трусливая тенденция среди христиан? Если ты прав, то на основании Божьего Слова пойди, разберись, выговори, побеседуй, соответственно прими или дай добрый совет. Адама и Еву Богу пришлось выгонять из рая, а вы сразу в двери. А служение, а дети, а «взаимно скрепляющие связи»? Да, телу Христа такие разрывы долго болят, но где гарантия, что умышленная трансплантация для твоей семьи пройдет благополучно? Позволь, я тебе расскажу одну историю, которая случилась с твоим отцом? Присядь, я много времени не заберу, – Вера Николаевна указала на кресло напротив.

Кирилл Алексеевич, весь съежившись, присел.

– Помнишь завуча нашей школы Людмилу Петровну?

– Да не забыл. Мы все ее помним, особенно старшие дети. Неудивительно, что география у нас самый нелюбимый предмет.

– Так вот, она очень хотела занять место отца, но такой образцовой школы не было во всей округе. И в городском отделе образования, и в области уважали и ценили директора. Отец предупреждал ее о горьких последствиях. Но, увы.

– Я не забуду, как отец все говорил ей о замусоренном колодце, – оживился сын.

– И я об этом. Ты не знаешь конец этой истории, так как тогда уже учился в институте. Отец оказался прав, и не потому, что имел дар пророка, а потому, что это законы жизни. Так вот, на перемене ее сын устроил серьезную драку с не менее серьезными последствиями как для здоровья одноклассника, так и для них самих. Все пошло самым скверным образом: родители потерпевшего, милиция, внеочередное заседание отдела образования, наконец, суд. Людмила Петровна незадолго до этого развелась с мужем и сейчас, как никогда, нуждалась в поддержке, ей так пригодилась бы помощь твоего отца, но... Я видела, как она в нерешительности много раз подходила к двери кабинета директора школы, но силы попросить извинения и помощи так и не нашла. Что было дальше? Суд, вынесение сыну условного срока, распоряжение отдела образования об увольнении и выезд из нашего городка.

– Ну, и?.. – вопросительно и вместе с тем вызывающе протянул Кирилл Алексеевич.

– Тут, сынок, не «ну» говорить надо, а «ой»! Мы живем в квартире много лет, и знаю, ты сам не справишься с Ваней. Чтобы он стал настоящим христианином, тебе нужна будет помощь и Виктора Давидовича, и молодежи, и Церкви. А пытаться лететь с одним крылом, как Людмила Петровна, не получится. Думай. А урок из истории моей жизни такой: «Не засыпай мусором колодезь, ведь судьба может привести к нему опять и пить ту воду заставит». Хочешь уходить, пожалуйста. Сейчас «легких» церквей вокруг предостаточно, но не сжигай мосты, хоть кладку оставь для возвращения.

Видно было, что рассказ матери произвел на сына впечатление. Немного посидев, Кирилл не поднимая глаз сказал:

– Спасибо, мама, подумаю. Я ведь ни разу не был, ни в Церкви на Октябрьской, ни в других подобных. Кладку как минимум оставлю, это я тебе обещаю. Спасибо за урок, – и на удивление растроганной матери он нежно обнял ее за плечи.

* * *

София и Вера, дочь Виктора Давидовича, встретились в доме служителя, чтобы подготовить уроки для проведения воскресной школы. Уже перед уходом София все-таки решилась поделиться с подругой происшедшим:

– Вера, что же мне делать? Вся семья хочет уходить в Церковь на Октябрьскую. Ты же видишь и знаешь ту Церковь и молодежь. Не лежит у меня на сердце туда идти, совершенно не лежит, но оставаться в доме одной – тоже жуткая перспектива.

– А твоя бабушка Вера Николаевна тоже одинока в твоем доме?

– Бабушка – герой веры, это бесспорно. Ее позиция и стойкость – отдельный разговор, а как же «почитать отца и мать»? Ты ведь дочь служителя, моя близкая подруга, подскажи.

– Да, София, вопрос сложный для нас обеих. Давай молиться, и пребудем этим воскресеньем в посте. Как часто повторяет мой отец, Господь наш говорящий.

* * *

В Церковь на улице Октябрьской семья Кирилла Алексеевича, по просьбе Тони, принципиально пошла пешком. В этом микрорайоне жили многие члены церкви, и на их удивленные взгляды, согласно домашней договоренности, все молча отвечали почтительными кивками головы. После окончания собрания (назвать это богослужением у него не поворачивался язык), ошеломленный таким ходом собрания, глава семейства возвращался домой. Возникших вопросов было предостаточно. Но самое главное, что за время уверенного наступления на всех и вся у него глубоко в сердце впервые возникло неприятное чувство тревоги. Кирилл Алексеевич невольно искал причину ее появления, но на быструю руку найти не мог. За обеденным столом поместились все. Жена, щедро подавая заблаговременно приготовленные лакомства, заговорила первой:

– Ну, дети, вам понравилось богослужение на Октябрьской?

Кирилл Алексеевич внимательно посмотрел в лицо жены. И когда это она в последний раз интересовалась ходом служений или смыслом проповедей? Странно. И он тихо простонал от явно усиливающегося уже знакомого чувства тревоги. Но на фоне всенародной радости и торжества перемены в сердце отца остались не замеченными. А вот счастливого Ванечку не надо было переспрашивать:

– Ну, что я говорил? Вот это Церковь! Вот это служение! Сразу заметно, что молодежь ведет себя свободно, независимо от мнения старших. Правда, непривычно это бесконечное хождение и неприкрытое общение по телефону во время служения.

– Сынок, – мама старалась незаметно прикрыть все нестыковки, – а пол, и вправду, теплый. Красота! Теперь нам не страшны будут и февральские морозы.

– Мама, а вечером, на молодежном служении, будет поклонение и прославление под «живую» музыку. Я об этом в вестибюле на доске объявлений прочел. Это, я считаю, уже серьезный духовный показатель, не во всякой церкви такое есть, – и тоскливо наигранно протянул: – Скорей бы вечер.

– Но самое главное, – не умолкала мама Тоня, – это проповедь пастора. Виктору Давидовичу с его строгими наставлениями далеко до него. Наконец-то моя душа насытилась Словом.

Вдруг Ванечку осенило:

– Ну, а эта пасторская история о льве-христианине, – и Ваня буквально лег на стол, задыхаясь в объятьях смеха. Засмеялись дети, и даже Кирилл Алексеевич, до этого сидевший задумчиво, тоже неестественно заулыбался. Немного успокоившись, Ваня продолжил: – А каким хохотом и аплодисментами взорвался зал от этого христианского анекдота?! Да от такого случая Виктора Давидовича, наверное, хватил бы инфаркт. При упоминании имени служителя смех поутих. Видно, что авторитет служителя оставался до сих пор незыблемым.

Народные гулянья продолжались бы долго, но всеобщую радость неожиданно нарушил детский плач, и Антон, младший из детей, еле разборчиво проговорил:

– А у нас сегодня на уроке в воскресной школе сестра Вера Викторовна должна была рассказывать об Иосифе, как его продали братья.

Видя всеобщее замешательство, мама Тоня поспешила загладить не на шутку срывающийся сценарий:

– Антон, сыночек, так и в этой Церкви есть воскресная школа, тетя Валя Сорокина говорила, есть и христианский лагерь и поездки...

– Но там не будет сестры Веры, нашей учительницы, – и плач, возобновился с новой силой.

Задумчивый отец, молча и без молитвы, встал из-за стола. Что-то жгло внутри. Пересев за свой письменный стол, он обхватил голову руками. Удивительно, но то, что он хотел, чтобы дети не заметили в проповеди этого «краснобая», как он в сердцах назвал пастора, именно это попало в поле зрения его детей и теперь у них на слуху. Притча о плевелах ему стала понятней как никогда. «Еще несколько таких служений, и я бесповоротно потеряю семью», – думал он и вдруг понял причину возникновения чувства тревоги. Дети. Как же он забыл, что их иммунитет к разного рода духовным вирусам еще слабый. Эту глупую историю о «верующем льве», съевшем с молитвой благословения миссионера, он услышал еще в юности, но чтобы не кощунствовать, боялся повторять ее вслух даже самому себе. А тут услышать ее публично, да еще из уст пастора, стало для отца огромным камнем преткновения. Как он посмел поменять настоящее богослужение на жалкую имитацию духовной жизни? Как он позволил себя так обмануть и втянуться в бессмысленную игру, в которой могут победить все, кроме него?

Кирилл не заметил, как в комнату вошла жена. Ее раздраженный голос вернул его к реальности.

– Почему ты оставил меня одну в такой сложный момент нашей духовной жизни? Мы на пороге развала семьи. Дети, кроме Ванечки, совершенно не хотят идти на Октябрьскую, а скоро приедут София с бабушкой. Надо спасать положение, а ты сидишь и бездействуешь.

– А надо ли? – спросил думающий о чем-то своем муж.

– Что «надо ли»? – непонимающе уставилась на него Антонина.

– Спасать положение. А может, нужно спасаться самим?

– Не заводи старую песню, ты же глава семьи и должен держать слово. Назад возврата не будет. Я не позволю, чтобы посторонние люди, вроде Виктора Давидовича, лезли с советами и замечаниями в мою личную жизнь. На Октябрьской я почувствовала себя свободной.

– А я в ужасе от одного этого посещения. Я предполагал, как там и что, но, как и царице Савской, «половины не сказано мне».

– Кирилл, не ехидничай.

– Да что ты засобиралась так активно? Тоня, я, кажется, начинаю понимать причину твоей поспешности. София права, духовную семью менять без причины и даже в наличии оной – шаг ответственный, особенно для главы семьи.

– А как перемену своих мыслей ты объяснишь Ванечке? Дитя ожило, возрадовалось, воспрянуло духом...

– Особенно от христианских анекдотов, – Кирилл Алексеевич встал и начал ходить по комнате. – Это первая и последняя экскурсия по духовным свалкам меня окончательно убедила в неправильном выборе пути.

– Пойдешь унижаться перед Виктором Давидовичем, а где же твоя гордость?

Кирилл громко всплеснул в ладоши:

– Что, что? Гордость? Вот здесь ты права. Слава Богу за мою чудесную и мудрую жену. Надо же так попасть, как говорят «не в бровь, а в глаз». Это и есть истинная причина всех наших страданий – наша гордость. Хорошо, что Господь помог мне усвоить урок матери и не приблизиться к точке невозврата.

Сбитая с толку таким неожиданным поворотом событий, Тоня пошла на кухню убирать стол. Не успела она собраться с мыслями, как приехали со служения бабушка Вера и София. Выглянув в коридор, Тоня застыла от удивления. Все дети побежали в комнату бабушки, на ходу расспрашивая о богослужении, о приехавших гостях, о воскресной школе. И самое удивительное для матери было то, что вопросов больше всех задавал... Иван.

Вечером Ваня и София поехали на молодежное служение в родную Церковь, где с приехавшими гостями совершалась молитва, звучало пророческое слово, и дети возвратились духовно обновленными и счастливыми.

* * *

В комнате родителей долго горел свет. Предавшись воспоминаниям, и муж, и жена пытались таким способом легче понять прошлое и принять правильные решения в будущем. Учеба в институте, знакомство, покаяние Тони, водное крещение и последовавшая за этим скромная свадьба, работа, служение в церкви, рождение детей и, собственно, жизнь.

– Тоня, где же мы свернули с Божьего пути? Почему вот уже на протяжении двух лет посмели причинять церкви столько беспокойства и боли? Да и с семьей служителя нас соединяет только дружба Софии и Веры. А раньше...

– Да и я порядком устала от пережитого, – поддержала разговор жена, – думала, что со сменой декорации вокруг нашей семьи поменяется все и внутри. Но убедилась, что все нужно делать в обратной последовательности. Прежде всего, нужно менять все в сердечном храме, и конечно, начинать нужно мне.

– Что ты имеешь в виду? – затаив дыхание и понимая важность момента, попробовал уточнить муж.

– Да как-то не так я жила до этого. Пытаясь устроить только материальную сторону нашей семьи, я не заметила, что даже дети пошли другим путем. Им, оказывается, стала дорогой именно духовная сторона жизни. Даже Ваня, несмотря на все его минусы, сам, до конца не понимая происходящего, своим поведением начал протестовать и тем самым искать выход. Я осталась в нашей многодетной семье совершенно одинокой, – Тоня замолчала, и крупные слезы потекли по ее щекам. Кирилл как будто в первый раз слушал свою жену, всегда казавшуюся молчаливой и безучастной. – Признаюсь, смотрела сегодня на наших детей и вдруг поняла, как же мне дорога эта, как на нее говорят Сорокины, «консервативная» церковь. Может, я мало еще чувствую Господа или понимаю Священные Писания, но доброта и искренность этих простых людей не дает мне покоя. Не найдем мы, Кирилл, другой такой духовной семьи, не найдем.

– Да, Тоня, в этом я с тобой согласен. Но сейчас я понял и свою ошибку. Придя с мира к Господу, тебе сразу пришлось взвалить на себя огромную ответственность многодетной семьи. Признаюсь, что всегда считал тебя сильным человеком и никогда не подозревал, что твоя душа тоже нуждалась в тепле, помощи, участии и что за твое духовное состояние я нес полную ответственность перед Христом. Взвалив на свои хрупкие плечи все семейные проблемы, ты с трудом преодолевала путь, а я еще посмел удивляться твоему слабому духовному росту.

– Наверное, так оно и было, и только теперь я по-настоящему ощутила глубокую тоску по Богу и осознала, что очень нуждаюсь в Спасителе. Не странно ли это звучит на втором десятке верования, Кирилл?

– Не знаю, странно ли, но что честно, сомнений не вызывает. Это был долгий путь, но, к счастью, в нужном направлении. Нам необходимо обновить обеты и принести достойный плод покаяния. Это надо, в первую очередь, нам самим, а не Господу, чтобы Его благословения снова дождями пролились на нашу семью. Хорошо, что, даже сжигая мосты, Бог, по своей милости, помог нам оставить кладку для возвращения.

– Можно, и я пойду с тобой к пресвитеру? – неожиданно спросила жена. Вместо ответа Кирилл крепко сжал ее руку и подумал, что, наверное, так и возвращаются к Богу его непокорные дочери и сыновья.

* * *

Утром следующего дня Кирилл и Тоня, не скрывая волнения, стояли в Доме молитвы перед дверью пресвитера. Главе семейства вдруг пришел на память рассказ матери и Людмила Петровна возле двери отцовского кабинета. Ведь даже там, за светскими дверями, бывает, сидят добрые люди, а здесь все-таки дорогой брат по вере. И Кирилл Алексеевич, негромко постучав, уверенно шагнул через порог братской комнаты.

Василий КРАВЧУК